Эту особенность часто не осознают, потому что она маскируется под разумность. Под умение предвидеть, под ответственность, под зрелость. Но если честно посмотреть на своё состояние, можно увидеть, насколько оно истощает. Насколько невозможно при нём по-настоящему радоваться и быть в контакте с жизнью. Потому что каждый раз, когда кажется, что вот сейчас можно просто выдохнуть, внутри раздаётся сигнал: «Погоди. Не рано ли ты расслабился?»
Это и есть тот самый фоновый страх, который не кричит, но отравляет. Он делает каждое хорошее событие подозрительным. Он мешает любить, не тревожась о том, что это закончится. Он мешает чувствовать уверенность, потому что всё хорошее в этом сценарии считается временным, а плохое — вполне возможным и даже ожидаемым.
И в какой-то момент человек перестаёт ждать хорошего по-настоящему. Потому что он боится разочарования. И тогда тревога становится не временным состоянием, а способом жить.
Когда человек долго живёт в тревоге, она становится частью внутреннего ландшафта. Он не обязательно осознаёт это как что-то аномальное, потому что не помнит, каково это — чувствовать себя спокойно. Даже моменты отдыха или радости ощущаются с оттенком настороженности, будто хорошее — это не заслуженное состояние, а ловушка. Поэтому расслабление воспринимается не как опора, а как угроза бдительности, за которую может последовать удар.
Так работает защитный механизм, при котором мозг предпочитает быть всё время наготове. И он действительно может в какой-то степени «предугадывать» опасности, но цена этого предугадывания — постоянное внутреннее напряжение, которое влияет на всё. На сон, на отношения, на концентрацию, на удовольствие от жизни. Человек всё чаще замечает, что вроде бы ничего ужасного не происходит, но и по-настоящему хорошего он не чувствует. Всё будто размыто, лишено вкуса и ощущения присутствия.
Парадокс в том, что тревожные ожидания создаются вовсе не для того, чтобы испортить жизнь. Наоборот, они когда-то сформировались, чтобы эту жизнь спасти. В тот момент, когда человек сталкивался с нестабильностью, с неожиданной болью, с небезопасностью. Возможно, его в прошлом часто пугали или наказывали за проявление эмоций. Или он привык к тому, что рядом с ним нет устойчивого взрослого, на которого можно было бы опереться. И тогда мозг начал формировать шаблон: если я заранее всё предвижу, я смогу справиться.
Эта стратегия действительно может быть выживательной. Но проблема в том, что она не меняется автоматически, даже когда человек оказывается в других обстоятельствах. Когда всё уже хорошо, мозг продолжает действовать по старой схеме, как будто прошлое всё ещё управляет настоящим. И именно это мешает расслабиться. Не реальность пугает, а внутренние настройки, сформированные тогда, когда страх был обоснован.
Тревога становится условным рефлексом. Неосознаваемой привычкой. Организм находит тысячу способов поддерживать её в активном состоянии: от зацикленных мыслей до телесных зажимов. И даже если человек замечает, что перебарщивает, и говорит себе: «Ну хватит уже», — через полчаса он снова возвращается к тем же мыслям, как к плохо зажившей ране, которую всё время хочется трогать. Потому что эта тревога стала способом поддерживать иллюзию контроля.
И если признаться себе честно, то страх отпустить тревогу часто связан не с тем, что она мучает. А с тем, что без неё будет совсем непонятно, как жить. Потому что тревожный человек настолько сросся со своей бдительностью, что не очень верит в возможность жить по-другому. Радоваться без оглядки, строить отношения без внутренней готовности к отвержению, просыпаться утром без прокручивания возможных сценариев беды.